КРАТКОЕ ВВЕДЕНИЕ В ТЕОРИЮ "КООРДИНИРОВАННОГО УПРАВЛЕНИЯ СМЫСЛООБРАЗОВАНИЕМ"

ПИРС У. Барнет

Если позволить себе говорить о СММ как о живом существе, то ее "повседневной работой" является теория коммуникации. Однако в этой работе она прибегает к такому числу уточнений ("нет, это не ТА теория, что…") и пояснений ("понятие коммуникации в теории координированного управления смыслообразованием отличается от понятий, принятых в других теориях тем, что…"), что наблюдатели догадываются о другой, "тайной" жизни СММ…, а, может, и не одной. Кроме того, что СММ предстает как теория коммуникации, она действует и как набор инструментов для практиков, и как мировоззрение.

СОЦИАЛЬНЫЕ МИРЫ: "СММ" КАК МИРОВОЗЗРЕНИЕ

Самое лучшее не может быть высказано, просто хорошее неверно толкуется. После наступает время для цивилизованного разговора… Так… мы подходим к проблеме коммуникации: как раскрыть собственную правду и глубину правде и глубине другого таким образом, чтобы установить подлинную общность бытия - Joseph Campbell, The Masks of God: Creative Mythology. Penguin, 1968, p. 84.

"Тайная жизнь" СММ в качестве мировоззрения - ее размышления о человечестве, о социальных мирах, которые мы создаем и которые создают нас, о нашем месте во вселенной - важнейшая из ее жизней, хотя этот ее аспект реже других рассматривается в научных и профессиональных публикациях.

Взгляд на мир СММ имеет что-то общее с поразительно загадочным высказыванием Кэмпбелла о "самом лучшем, которое не может быть высказано". Здесь отражена пропасть, которая существует между тем, что "есть", и тем, что мы можем об этом "сказать" (или подумать, узнать). Кто-то заметил, что у всех существ есть среда обитания, и только у людей есть мир. "Мир" из чего-то "сделан". Он "наполнен" повествованиями, грамматическими структурами, метафорами и различиями. Это - "социальный" мир, или, лучше сказать - социальные миры; эти миры очень разнообразны, незавершенны и постоянно меняют очертания. Неудивительно, что их нельзя "выразить словами".

Подобно любому мировоззрению, это формирует у теоретиков и практиков СММ определенный "склад ума" или "дискурс", или "традиции осознания и действия", что делает наше восприятие несколько предвзятым, когда одни формы мышления и действия оказываются предпочтительнее других.

Одним из таких предпочтений является выдвижение на передний план процесса создания событий и объектов наших социальных миров, а не рассмотрение результатов этого процесса. Поэтому те, кто придерживаются теории координированного управления смыслообразованием, всегда рассматривают людей, семьи или организации системно с их историями, будущим и сетями отношений.

Используя теорию СММ, мы должны воспринимать социальные миры как некие незаконченные процессы, разворачивающиеся во времени, процессы многоуровневые, возвратные, принимающие окончательную форму самоопределяющегося парадокса.

Еще один аспект теории СММ заключается в рассмотрении того, что "есть", в качестве одной возможности среди тысяч других вариантов, которые могли бы произойти, а также исследовании причин того, почему именно этот вариант был реализован.

Следующий аспект теории заключается в том, что она уделяет особое внимание моделям (паттернам) взаимоотношений - тому, что говорится и делается - как контекст предопределенного процесса, где предметы называются, истории рассказываются, и повествования разыгрываются. Подобные модели не эквивалентны названиям, именам, предметам и повествованиям, с которыми они тесно взаимосвязаны; они обладают своими собственными свойствами - такими, как высокая чувствительность к исходным условиям, к появлению новых свойств и к таким "магнитам", как доверие и уважение.

Наконец, пользователи теории СММ смотрят на предметы и явления наших социальных миров, как на "локальные" условия более универсального процесса, который мы посредством коммуникации, индивидуально и коллективно, создаем, и одновременно в котором формируемся сами.

К мысли о разнообразии социальных миров я пришел, задавшись простым вопросом: Сколько человек ужинают у костра? Антрополог и трое жителей деревни, которую он изучал, отправились в поход через джунгли. Чтобы переночевать, они разбили лагерь, разожгли костер и приготовили еду. За ужином антропологу пришла мысль, что число людей вокруг костра можно посчитать по-разному. Сам он видел себя, своих троих спутников и четырех пигмеев, живших в той местности и пришедших разделить с ними трапезу - всего 8. Люди, с которыми он путешествовал, видели антрополога, друг друга и своих предков, но не пигмеев, существование которых их культурой отрицалось - общее число, гораздо больше восьми, причем из восьмерых лишь некоторые были теми же, кого видел антрополог. Он начал размышлять о том, как пигмеи воспринимали этот ужин, но так никогда и не узнал, сколько человек, на их взгляд, собралось у вечернего костра.

Культурные антропологи и прочие социальные конструкционисты задокументировали множество разнообразных социальных миров, в которых живут люди, а также значительные различия в способах быть человеком в этих социальных мирах. У каждого из нас свои надежды, мечты, герои и образцы для подражания; наши культуры сформировали разные представления об истине, добре и святости; у нас разные взгляды на то, что формирует личность, какой аргумент или взаимоотношения считать хорошими, мы придаем смысл нашим мирам с помощью историй, заключающих в себе разную этику и эстетику. В одной классической японской истории рассказывается об отряде самураев, чей повелитель был убит. Помимо прочего, они продали своих сестер на поругание, расправились с убийцей своего господина, а затем сами совершили самоубийство. Данный пример демонстрирует различие наших социальных миров: действуя в соответствии со своим моральным кодексом, самураи поступили не только честно, но и благородно, в то время как в моем социальном мире эта история внушает ужас. То же можно сказать о средневековых крестоносцах, которые полагали, что Бог благословляет их поступки, тогда как в соответствии с современным международным правом их действия были бы оценены, как "преступление против человечества".

Что бы мы ни говорили о социальных мирах, с уверенностью можно сказать, что их множество. Кроме того, у нас нет причин думать, что это множество социальных миров будет исчерпано. В то время как прошлое человечества простирается, в зависимости от вашей точки отсчета, на сотни тысяч или миллионы лет, его история составляет около 10 000 лет. Если условимся, что "поколение" составляет 20 лет, то история человечества измеряется 500 поколениями. Конечно, мы еще не достигли своего наивысшего развития. Принимая во внимание то, что скорость технологических и социальных изменений увеличивается, какие социальные миры узнают наши потомки? Какая эстетика будет сформирована людьми, рожденными на других планетах? Какой морали будут придерживаться люди, имеющие доступ к таким уровням продления жизни, облегчения боли и косметической медицины, которые неизвестны нам? Какими будут межличностные взаимоотношения у тех, чья продолжительность жизни станет значительно дольше нашей?

Размышление о разнообразии и историчности социальных миров ставит нас - людей, модели взаимодействия, правительства, экономические системы, философские системы, формы искусства и т.д. - в центр непрерывного процесса, на который мы можем воздействовать, но не можем ни контролировать, ни предсказать. Показывая различие между "локалистами"("localites") (теми, кто отождествляет свое сообщество с "миром в целом") и "космополитами" (теми, кто воспринимает свое сообщество как одно в ряду многих, существующих в разнообразном мире, который простирается далеко за видимые ими горизонты) в Communication and the Human Condition (Pearce, 1989), я охарактеризовал форму жизни, которая соответствует идеологии СММ как "космополитическую". Эта форма жизни культивирует то, что я считаю весьма желательным, включая великодушие как способность относиться к "другим" с уважением и терпимостью, не принуждая их подстраиваться к сложившимся у нас стереотипам; внимание к социальным мирам, которые мы совместно создаем нашими действиями; чуткость, которая не позволяет использовать других в своих интересах.

"КОММУНИКАТИВНАЯ ТЕОРИЯ"

"Я начала …с простого и невинного на первый взгляд вопроса: "Что делает взаимоотношения хорошими?". Вскоре стало ясно, по крайней мере для меня, что вопрос нужно было задать по-другому: "Каковы составляющие хорошего процесса коммуникации?". Коммуникация - это наблюдаемая практика взаимоотношений, и поэтому мне следовало обратить внимание непосредственно на сам процесс общения". - Robyn Penman, Reconstructing Communicating, Mahway, New Jersey: Lawrence Erlbaum Press, 2000, p. 1.

В приведенной выше цитате Робин Пенман открыто обращается к тому, что я называю "коммуникативным подходом". Она рассматривает взаимоотношения в наблюдаемом процессе коммуникации, получая при этом хорошие результаты. Я предлагаю делать то же самое со всеми предметами и явлениями наших социальных миров.

Замечу, что "коммуникативный подход" не тоталитарен. Он предлагает рассматривать явления и предметы сквозь призму коммуникационных процессов, не используя при этом аргумент "ничего, кроме", то есть не утверждая, что события и предметы представляют собой только паттерны коммуникации.

В своей работе над этим направлением я бы выделил три этапа. Вначале я счел полезным рассматривать организации, семьи, отдельных людей и нации как крепко спаянные группы "людей разговаривающих" (persons-in-conversation). Этот этап помог мне понять и найти действенные средства для работы с событиями и объектами. Например, семью можно рассматривать как группу, конституируемую разговорами, которые она не допускает, или состоящую из людей, кому не позволяется участвовать в определенных разговорах и кому разрешено это делать. Эффективной помощью семье могло бы стать, например, привлечение детей к участию в разговорах, из которых они были исключены, или предложение начать разговор, который ранее в данной семье не заводили. Поразительный пример такого эффективного вмешательства продемонстрировал семейный врач Карл Томм, который сумел подвести соперничающую пару к такой ситуацию, в которой им нужно было сотрудничать. Данный опыт оказался важным для их дальнейших взаимоотношений (Vernon E. Cronen, W. Barnett Pearce, and Karl Tomm, "A Dialectical View of Personal Change," pp 203-224 in Kenneth J. Gergen and Keith E. Davis, eds., The Social Construction of the Person. New York: Springer-Verlag, 1985).

Те, кто принял установки этого первого этапа, нашли полезным рассматривать организацию как систему, состоящую из групп разговоров. Среди прочего, это ставит менеджеров и консультантов в позицию управляющих разговорами, а не людьми. Вопросы эффективности, морального состояния, производительности, а также конфликты могут разрешаться, если обращается внимание на то, какие беседы ведутся, где, с кем и о чем. Большая часть работы Консорциума Общественного Диалога (Public Dialog Consortium) состоит в вовлечении в разговоры людей, которые либо вовсе не разговаривали друг с другом, либо, если и говорили, то скорее отпускали замечания в адрес друг друга, чем беседовали, а также в привнесении определенных характеристик разговора в контексты, в которых обычно они не использовались. Концентрируя внимание на форме разговора безотносительно к его теме и сохраняя беспристрастность по отношению к его содержанию, мы смогли вызвать значительные изменения в социальных мирах участников.

Вторым этапом коммуникативного подхода стало осознание того, что особенности коммуникации имеют определяющее значение для социальных миров, в которых мы живем. Дебора Таннен (The Argument Culture, Random House, 1998) заметила, что в культуре моей страны - США - преобладает привычка "подходить практически к каждому вопросу, проблеме или общественному деятелю критически". Не отрицая ценность и ситуационные достоинства оппонирования, она ставит под вопрос привычку "использовать полемику для достижения любых целей, даже тех, что не требуют сражений, и могли быть достигнуты (что было бы лучше) другими средствами, такими, как исследование, расширение, обсуждение, изучение и обмен идеями, то есть всем тем, что составляет значение слова "диалог". Я сомневаюсь в верности положения о том, что все состоит из полярных противоположностей, пресловутых "двух сторон одной медали", выявляя которые, мы думаем, что демонстрируем широту взглядов и открытость мышления" (p. 8). Следствием этой особенности общественного дискурса становится упрощение сложных проблем (до двух аспектов); исключение возможности творческих решений, не предопределенных в первоначально заявленных точках зрения; создание враждебности и противников, иногда больше стремящихся нанести поражение друг другу, чем искать лучшее решение вопроса; вытеснение из общественной сферы тех, кто не получает удовольствия от беспощадной борьбы.

На этом этапе я доказывал, что качество нашей жизни и наших социальных миров напрямую связано с качеством коммуникации, в которую мы вовлечены. Думаю, что это утверждение не столько оригинально (оно перефразирует и расширяет определение личности Гарри Стэка Салливана, предложенное им в 1950-х гг. ), сколько концептуально (так как направляет наше внимание на модели коммуникации). Вместе с тем, используя это направление, я был поражен тем, что качество коммуникации не стало частью размышлений группы, составляющей сценарии будущего мира (Allan Hammond, Which World? Scenarios for the 21st Century. Washington, D. C.: Island Press, 1998). Считаю, если мы хотим улучшить мир, решая проблемы расизма, экономического неравенства внутри каждой страны и между разными странами, эксплуатации одних людей и групп другими, защиты окружающей среды и т.п., то необходимо сосредоточиться на качестве коммуникативных процессов, в рамках которых мы обращаемся к этим проблемам.

Третий этап коммуникативного подхода - рассмотрение каждого нового момента коммуникации как творческого акта, в котором мы создаем нечто, до этого не существовавшее, и который послужит контекстом для каждого последующего творческого акта. Это так увлекательно и важно, что мне хочется обсудить это в следующем параграфе "Создание социальных миров".

СОЗДАНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ МИРОВ

Шла общественная дискуссия о том, как колумбийский город может достичь безопасности и процветания. Один из участников предложил, что полиция должна принимать в этом активное участие. Однако, прежде, чем оратор успел договорить, кто-то прервал его, сердито выкрикивая: "Полиция? Да в полиции все взяточники!" Кто-то еще не менее эмоционально закричал: "Нет! Они не взяточники!"

Этот момент, как и многие другие, можно рассматривать как точку бифуркации в непрерывном процессе создания наших социальных миров. То, что произойдет за этим, определит дальнейший ход собрания, и, возможно, будущее города. Поставьте себя на место руководителя собранием. Вот несколько возможных ходов, которые вы могли бы предпринять, причем каждый приводит в действие различные модели коммуникации. Прочитайте их медленно и постарайтесь понять, куда они ведут и какие реакции вызовут у участников.

1. (Молчание. Вы позволяете участникам продолжить спор о взяточничестве в полиции.)
2. "Замолчите оба!" - говорите вы спорящим. "Пусть выступающий продолжает…"
3. "Вот именно! Полиция НЕ продажна!" - кричите вы. "Продолжим …"
4. "Я считаю, что доверять полиции очень важно. Прежде чем мы продолжим обсуждение, давайте поговорим об этом. Во-первых, на основании каких фактов вы говорите, что полиция коррумпирована?"
5. "Ну, а если бы полицейские не брали взятки, что бы изменилось?"

В другом месте я мог бы оценить возможные виды вмешательства со стороны ведущего при условии, что они отвечают целям собрания. Здесь, однако, я просто хочу показать, что наши социальные миры создаются по-разному в зависимости от того, что делает в данный момент человек, отвечающий за проведение собрания, … и от того, как поступают другие в каждый последующий момент. Одна из задач СММ - использовать это третий этап коммуникативного подхода, а именно принять, что социальные миры создаются людьми-ведущими-разговор - и разработать способы осмысления этого.

Одна идея связана с тем, что часто представляют как "иерархическую модель" множественных встроенных (embedded) контекстов для каждого из наших действий. То есть, в каждый момент времени мы действуем в контексте историй о том, кто мы такие (собственная личность), что мы делаем (эпизод), с кем (взаимоотношения) и т.д., и т.п. Это полезная идея, но она более статична, чем реальная жизнь.

Альтернативой этой идее является представление, что каждый момент состоит из области потенциальных возможностей, связанных с прошлым, но открытых творческой силе действия в настоящий момент. Эта область плывет или движется, или существует в магическом "сейчас", в точке пересечения прошлого и будущего. То, что мы делаем каждое мгновение (говорим или не говорим, движемся в направлении, от или вопреки кому-либо; строим или разрушаем), "реализует" одно из почти бесконечного числа возможных "настоящих" и этим предопределяет некоторые из почти бесконечного числа вариантов потенциального будущего.

Мы могли бы проанализировать выбор, сделанный ведущим в приведенной выше ситуации, через ее рассказы о себе самой (включая рассказ о себе как ведущей), о других (включая полицию) или об обстановке (желательные признаки публичного диалога) и т.д. Подобные расспросы могут дать нам интересную информацию для понимания смысла того, что она делала. Кроме того, мы могли бы описать само действие с точки зрения того, как оно "реализовало" один из многих вариантов будущего для участников, для собрания, для города. Можно было бы взглянуть на ответы, полученные от всех участников (особый интерес представляют человек, внесший предложение, и люди, спорящие о полиции), чтобы узнать, к чему они привели. Приблизили их эти реакций к целям собрания или отдалили от поставленных целей? Как они стали воспринимать ведущего, в роли человека "беспристрастного" или занявшего чью-либо сторону?

СММ КАК ТЕОРИЯ ПОНИМАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ МИРОВ

Язык, который мы используем, очень важен. Он привлекает наше внимание к одним вещам, оставляя в стороне другие, и то, чему мы уделили внимание, начинает занимать нас все больше - как в наших писаниях, так и в практической деятельности. СММ предлагает три термина, позволяющих применять коммуникативный подход к событиям и объектам наших социальных миров: это координация, согласованность (когерентность) (coherence) и тайна (mystery).

Координация обращает наше внимание на способы сцепления наших действий при образовании моделей. Эти модели охватывают все явления и предметы социального мира, в котором мы живем. С индивидуальной точки зрения, нам очень важно найти пути соединения наших действий с поступками других, по крайней мере, достаточные для того, чтобы мы могли жить, не сталкиваясь постоянно с многочисленными проблемами. С точки зрения коллектива, важно приводить в действие те модели координации, которые позволили бы нам жить и процветать.

"Координация" означает, что все явления и предметы наших социальных миров созданы совместно соединенными между собой действиями многих индивидов. Теория координированного управления смыслообразованием должна быть системной и фокусировать свое внимание на моделях и отношениях, а не на отдельных вещах и индивидах. Одним из скрытых смыслов всего этого является понимание, что ничто из того, что мы делаем, не бывает "законченным", пока мы это делаем. Оно движется к завершению посредством действий, исходящих от других, и того, как мы реагируем на это и т.д.

Поскольку мы находимся в непрерывном социальном взаимодействии, никто не может делать только что-то одно. Мы всегда согласуем свои действия с другими людьми и действуем во многих контекстах одновременно. Думаю, невозможно полностью выразить значение любого действия, так как оно распространяется на почти неопределенное количество взаимоотношений и контекстов и на возможное, но неопределенное будущее.

Когерентность обращает наше внимание на истории, которые мы рассказываем и которые придают смысл нашей жизни. Придание смысла, по-видимому, является неотъемлемой частью разумных существ, а "рассказ" - основная форма этого процесса. Помня об этом, СММ предполагает, что мы рассказываем истории о многих вещах, включая наши индивидуальные и коллективные особенности, мир вокруг нас, а также действующих лиц и действия, которые мы находим в этом мире, включая положительных и отрицательных героев, дураков, мудрецов и т.д. СММ предполагает также, что истории, которые мы "рассказываем" самим себе для того, чтобы достичь когерентности, всегда не вполне согласуются с историями, которые мы "проживаем", так как мы координируем наши действия с другими людьми, и напряжение между ними дает толчок разнообразию нашей жизни.

Люди заядлые рассказчики, и мы можем/должны выбирать, какие истории рассказывать и как. СММ отмечает, что различия в языке, сюжете, хронометраже, охвате, рефлексивности и т.д. историй, которые мы рассказываем, имеют важное значение для наших социальных миров. Иногда простой переход от сдержанной к отзывчивой речи, от ориентации на прошлое/проблему к ориентации на будущее/возможности или от индивидуалистской к социальной системной структуре может создать условия для совместного движения индивидов и групп к выходу из ситуаций, в которых они были до этого блокированы. Иногда дополнение историй тем, что раньше не было сказано, услышано или было неизвестно, создает благоприятные возможности для разрешения конфликтов или организационной творческой деятельности.

Поскольку мы всегда действуем в многочисленных контекстах/взаимоотношениях одновременно, не следует ожидать, что все наши истории будут логически или сюжетно согласованными. В СММ разработан ряд понятий для описания разных областей, в которых наши истории либо соответствуют друг другу, либо запутываются в узлы.

Всегда существует напряжение между историями, которые мы рассказываем, чтобы сделать мир когерентным (согласованным), и историями, которые мы проживаем, координируя действия с другими людьми. Обращая внимание на это напряжение, СММ сосредоточивается на могущественной динамике, которая является причиной радостей, расстройств, удивлений и трагедий социальной жизни.

обращает наше внимание на то, что Вселенная гораздо больше и загадочнее, чем любой набор историй, с помощью которых мы можем сделать ее когерентной. Более того, Вселенная и наше понимание Вселенной подвергается воздействию наших поступков, и, так как мы не можем выполнять все действия сразу, наше понимание Вселенной по существу ограничено (не говоря о том, что оно пристрастно). Так как мечта позитивистов о познании всего ясной и четкой идеей не достижима, нам остается лишь делать вид, что все, чего мы не знаем, нереально или неважно, или признавать в наших историях, что наше понимание ограниченно. То, как мы принимаем тайну, оказывает глубокое влияние на форму нашей жизни - от репрессивных расследований до прекрасных видений.

Ключевая разгадка тайны в том, что мир гораздо богаче и загадочнее, чем любая из историй о нем, и он изменяется потому, что мы воспринимаем его, рассказываем о нем истории и действуем в нем. С этой точки зрения имеет смысл задаться вопросом, почему из всех данных моделей поведения или форм межличностных взаимоотношений, из многочисленных вариантов люди создали именно эту модель? Имеет смысл также исследовать любой социальный институт на предмет разрывов, трещин или любого другого повреждения цепи, так как ни одна модель не обходится без них. Имеет смысл спросить о любой социальной модели "как она сделана?" и "как мы могли бы ее переделать?"

"ЧТО МЫ СОЗДАЕМ ВМЕСТЕ?"

В самом начале этой работы я упоминал пояснения и уточнения, которые сопутствуют СММ как теории коммуникации. Согласно большинству теорий, коммуникация является (или, по крайней мере, должна быть) теорией о чем-то еще, и этим "чем-то еще" могут быть описание действительности, совершенствование приемов воздействия (например, убеждения) или демонстрация эрудиции и эстетики (например, пренебрежительное отношение к риторике). Напротив, СММ находится в ряду теорий, которые рассматривают коммуникацию как производство чего-то. Но и среди них СММ отличается (я не утверждаю, что она уникальна; я знаю, что слишком много ученых продуктивно работают в этой области, чтобы я мог утверждать это) своей направленностью на создание явлений и предметов наших социальных миров. Суть направления СММ заключается не в вопросах "что вы имеете в виду?" или "что вы делаете?", а в вопросе "что мы создаем вместе?"

Продолжая свои пояснения, замечу, что некоторые теории концентрируют свое внимание на "макро" проблемах, таких как власть, отношения полов, расизм, притеснения, и не уделяя должного внимания людям-ведущим-разговор (persons-in-conversation). На мой взгляд, эти теории слишком влечет к с абстрактному и общему, и если бы они обратили свое внимание на кратковременные творческие акты в поле потенциальных возможностей, то это бы их обогатило. Без концепции коммуникации как создания событий и объектов социальных миров, такие понятия, например, как "власть", выглядят чересчур монолитно, и пути творческого и продуктивного движения вперед ограничены.

Тема предыдущего параграфа заслуживает большего внимания, чем я уделяю ей в этой работе, но я приведу еще только один пример, связанный с оппозицией Ганди военной революции. Он задал такой вопрос: "Что вы получите, если скинете одних генералов и замените их другими?", и сам ответил: "У вас станет больше генералов". У нас будет то же самое, если теория начинает с утверждения, что "власть" и "угнетение" являются фактами действительности, и это может стать мощным орудием для демонстрации и, возможно, даже для свержения доминирующих структур. Однако этот инструмент не годится для создания общества, в котором не было бы угнетенных, а власть была бы распределена поровну.

С другой стороны, интерес СММ к явлениям и предметам наших социальных миров отличается от других подходов (например, дискурс-анализа, конверсационного анализа), которые сосредоточены на отдельных разговорах. Например, Сюзанна Еггинс и Диана Слейд (Analyzing Casual Conversation. London: Cassell, 1997, p. 7) пишут:

Социологи [проводящие анализ разговоров] задают вопрос: "Как мы ведем разговор?" и признают, что разговор сообщает нам нечто о социальной жизни. Лингвисты, со своей стороны, спрашивают: "Как структурирован язык, чтобы дать нам возможность вести разговор?" и признают, что разговор сообщает нам нечто о природе языка как ресурса для создания социальной жизни.

Присоединяясь к Эггинс и Слейд, я бы сказал, что СММ задается вопросами: "Какие явления и предметы наших социальных миров мы создаем, когда общаемся таким образом?" и "Как мы могли бы делать их лучше?".

Как и в СММ, в дискурсном анализе язык рассматривается как средство производства вещей. Однако в интерпретации Линды Вуд и Рольфа Крогера (Doing Discourse Analysis, Sage, 2000), в центре внимания остается производство отдельных речевых актов, а не продолжающееся создание и воссоздание социальных миров. Присоединяясь к этим авторам, я бы сказал, что СММ кроме вопроса о том, как говорящие осуществляют речевые акты, интересует и "Что мы создаем вместе?", включая сюда все, что свято и значимо в рамках лексики ответа на этот вопрос.

ИНСТРУМЕНТЫ ДЛЯ ПРАКТИКОВ: ДРУГАЯ ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ СММ

Понимающий читатель заметит, что теоретический вопрос: "что мы создаем вместе?" является также и практическим. В СММ разработано множество различных инструментов для описания, понимания, и - что более важно - руководства людьми-ведущими-разговор, с тем, чтобы они могли создавать лучшие социальные миры.

Инструменты СММ включают "иерархичную" модель встроенных друг в друга историй; модель развертывания социальных эпизодов "серпантин"; "лепестковую" модель разговорной природы событий и предметов наших социальных действительностей; "странные" и "магические" узлы историй, которые мы рассказываем; расхождения между историями, которые мы рассказываем, и историями, которые мы проживаем; "логическую силу ", которую мы описываем, когда говорим, что такой же человек, как и я, в определенной ситуации "вынужден был" вести себя таким-то образом, несмотря на последствия и т.д. Нетехническое описание этих инструментов можно найти в работе "Using CMM." Буду рад выслать всем заинтересованным электронный вариант этой работы.

Среди людей-ведущих-разговоры, посчитавших эти инструменты полезными, могу назвать психотерапевтов, консультантов, учителей и менеджеров. Я собрал описание способов использования ими этих инструментов в работе "CMM: Reports from Users." По запросу могу отправить электронную копию этого материала.

СОЗДАНИЕ ЛУЧШИХ СОЦИАЛЬНЫХ МИРОВ

Страсть, которая движет развитием СММ, вызвана стремлением внести вклад в создание лучших социальных миров. Мне наскучили и пугают повторения одних и тех же старых способов достижения власти над другими с помощью силы, конфронтационного разрешения конфликтов, неравномерного распределения богатств, эксплуатации ресурсов нашей земли без оценки последствий, проведение политики с помощью лжи и секретности. У человечества достаточно опыта и знаний для того, чтобы судить о возможности лучших способов быть личностью и двигаться вперед вместе; я уверен, что один из важных элементов в достижении этого - усиленное внимание к качеству моделей коммуникации, в которой мы участвуем. Больше всего меня интересует "тайная жизнь" СММ как набора инструментов для практиков. Приглашаю всех использовать эти инструменты для создания лучших социальных миров.

------

Статья издана на испанском языке в Аргентине в журнале: W. Barnett Pearce (2001). "Introduccion a la teoria del Manejo Coordinado del Significado," Sistemas Familiares, 17: 5 - 16.
Затем исправлена и дополнена 25 июня, 2001, исправлена и дополнена 21 января, 2002, Сан Матео, Калифорния, США. Прим. автора

 Статья в Word

Вернуться в БИБЛИОТЕКУ
Вернуться на главную страницу